Смиренность — качество пережиток прошлого.
Покорность, бесконфликтность, способность идти не уступки, отсутствие полезной злости.
Когда-то это считалось достоинством, особенно для женщины, в наше же время это, в большей степени недостаток.
Тебе часто не хватает градуса кипения, что бы дать решительный отпор, защищать, защищаться, что бы запомнить зло, не простить, не доверять, если человек ударив тебя, приходит, извиняется и вновь протягивает тебе «дружественную руку».
Ты вроде бы и всё понимаешь, но часто судишь о других по себе, доверяешь, когда не стоит, а люди бывают коварными — они совсем не похожи на тебя.
Они могут схватить за твою руку и сильно дернуть, что бы ты упал или встал не колени.
Так часто происходит, когда у тебя Четвертая Воля.
Но, всему есть предел и терпению Четвёртой Воли тоже. Есть точка невозврата — чаша терпения переполняется. Пусть она и медленно наполнялась, так медленно, что даже было не заметно, и могло показаться, что ей не наполниться никогда, но вот вершина терпения пройдена — и ты, как перегретый чайник, как вулкан, начинаешь извергать пар и кипяток, вулканический пепел, гнев и возмездие.
Так часто происходит, когда у тебя Третья Эмоция. И опять слабо работает механизм сдерживания.
Ты как будто видишь себя со стороны — немного страшно за последствия и за дальнейшую жизнь.
Такие состояния способны менять судьбу и жизнь, как к лучшему, так и к худшему.
Благодаря такому состоянию, я решала жилищные вопросы и оставалась без работы.
В лихие девяностые я познакомилась с одной девушкой из соседнего города. Встречались мы несколько раз на молодежных мероприятиях в других городах. Нас объединяла любовь к пению, гитаре.
Вера музыкант по образованию и призванию, не знаю как сейчас, в ту пору у неё было очень чистое высокое сопрано и отличный слух, она играла и на клавишах и отлично на гитаре, могла построить любую партию.
Позже, мы оказались вместе в Саранске на курсах регентов. Прекрасное было время.
Она рассказала, что сирота, а после завершения учёбы, её приняла к себе бездетная семья.
Чуть позже в этой семье появилось двое малюток-близняшек.
Когда я приезжала в гости к этой девушке в её семью, я была в шоке, мягко говоря.
Мне думалось, что нереально быть в такой степени смиренной и покорной овцой, как эта Вера.
Хозяин сам довольно слабохарактерный человек, добрый и про него ничего худого не скажу.
Её постоянно шпыняла хозяйка — запрещала элементарное. Шаг вправо — влево, побег. В первый раз мы были у неё в ноябре, и как-то всё прошло более-менее, мы собрались на ночевку, обменялись песнями, (более, чем культурное время провождение для двадцатилетних дев, согласитесь?), а второй раз уже в мае — начался огородный период, и Вере нельзя было уже ничего — даже надолго уйти из дома.
Мы просили Веру отпроситься на одну ночь, что бы пообщаться, обменяться песенным репертуаром, как в прошлый раз. Разве раз в полгода это очень часто? Вера не пошла ночевать с нами — ей сказали нельзя, завтра сранья надо быть в огороде, а песнями сыт не будешь, и мы тоже не смогли уйти, что бы Вере не досталось от хозяйки.
Я поражалась Вериному смирению и покорности, она даже не грубила в ответ, не менялась в лице — молча делала всё что от неё требовали — готовила, еду, накрывала на стол, мыла посуду, следила за малышками, принимала колкие замечания — то чего крапивы в тарелке мало, то еще чего-то, уже не помню, но впечатления были тяжёлые и отвратительные. Мы как будто побывали в работном доме с одной воспитанницей.
На следующее утро мы встали в пять часов и уехали на первом же автобусе, порушив планы провести в этом городе ещё день. По дороге домой я думала, надолго ли этой покорности хватит, достигла ли Вера уровня «бог» в своей забитости, или всё же произойдет выплеск и весь этот замок — Смирение — рухнет.
Рухнет — я сделала вывод. Поживём и увидим — подумала я.
Вы не забыли, что Вера сирота? И что сиротам положено, тоже знаете?
Сейчас она уже не живёт с этими людьми. Они переехали в частный дом из своей хрущобы. Вера обитает в общаге и судится за то, что бы обрести право на своё отдельное жильё.
Не знаю, как сейчас, но было время, когда они считали, что облагодетельствовали и спасли Веру от пост детдомовского будущего.
А по мне, они просто сломали ей психику и жизнь. И заботились они совсем не о её благополучии.
Вот так и кончаются истории, когда человек смиряется тогда, когда следовало бы заявить о своих правах сразу.
Но, знаете, пока точка кипения не наступит, так сложно решительно выразить свой протест .
Или он звучит не убедительно и людям кажется, что ты шутишь.